Даниэля Либескинда считают, если такая формулировка имеет право на существование, классиком деконструктивизма. Его остроугольные здания смело «врезаются» в привычную городскую среду. Он – возмутитель спокойствия, живая легенда, каждая его постройка – манифест, однако он ненавидит говорить об архитектуре, презирает философские разглагольствования и, будучи архитектором музея Холокоста, отрицает свою репутацию как создателя «пространства травмы».
Начало
Но о травме все же придется сказать. Довольно часто биографические статьи о Либескинде начинаются с переезда его семьи в США. Однако все его творчество, вся создаваемая им архитектура – это не только взгляд в будущее, но и обращение к прошлому. Он говорит, что делает «еврейскую архитектуру», что его постройки ближе не философии постструктуралистов (с которой принято связывать деконструктивизм), а к забытым еврейским надгробиям где-нибудь в Польше, надписей на которых уже никто не может прочесть. Он родился в Лодзе в 1946 году, но его родители, бежавшие когда-то от верной смерти, познакомились… в ГУЛАГе, в Казахстане. Он практически не упоминает о том, как они оказались в лагерях, но часто вспоминает их рассказы – не только о чудовищных условиях, в которых они жили, но и о бесконечной человеческой доброте, позволявшей протянуть еще один день – и еще один.
Жизнь в послевоенной Польше тоже была непростой, но Либескинд вспоминает те годы с ностальгией. Он учился играть на аккордеоне – и даже проявил в этом исключительный талант. В 1957 году семья получила возможность переехать в Израиль, а спустя два года перебралась в США. Там его отец устроился работать в типографию, а сам Даниэль – взрослел, узнавал все больше о мире вокруг и, в конце концов, обрел свой путь в жизни… по совету мамы. Сам он, не отказываясь от увлечения музыкой, мечтал стать художником, но мама сказала – ты умрешь в нищете! А вот архитектор – другое дело, он создает красоту осязаемую и дорогостоящую, а рисовать можно на досуге, для себя. Либескинд послушался и… ни разу в жизни об этом не пожалел.
Практикующий теоретик
Индустриальный музей, Ухань.
Центральное здание университета Leuphana в Люнебурге.
Сухость Либескинда в интервью – удивительна, поскольку начинал он свою архитектурную карьеру как теоретик и преподаватель, да и на протяжении всего творческого пути не переставал читать лекции в университетах по всему миру. Собственно как практикующий архитектор Либескинд «открылся» для публики только в конце восьмидесятых, когда начал активно участвовать в различных архитектурных конкурсах, особенно посвященных «пространствам памяти» - музеям, реконструкциям разрушенных зданий. До того его считали исключительно «бумажным архитектором». Поначалу жюри отвергало его концепты как слишком радикальные, но со временем смелые, подчас агрессивные решения Либескинда нашли отклик. Первое здание по проекту Либескинда было завершено, когда ему исполнилось пятьдесят два года. Он последовательно выиграл несколько значимых конкурсов - на проектирование жилья в Западном Берлине (проект не был реализован, поскольку ситуация изменилась после падения Берлинской стены), создание Еврейского музея в Берлине, реконструкция здания Всемирного торгового центра в США.
Еврейский музей в Берлине.
Интерьер музея.
Берлинские проекты Либескинда в каком-то смысле стали символом объединения Германии, а для него самого – важным контактом с тем местом, которого он, в силу семейной истории, долго избегал. После победы в конкурсе на создание Музея Холокоста он основал Studio Daniel Libeskind, большую роль в деятельности которого сыграла его жена Нина, а сегодня непосредственно офисом архитектурного бюро руководит его сын Лев.
Принципы работы
Королевский музей в Онтарио.
Денверский музей искусств.
Если говорить о творческой манере Либескинда, на ум приходят ломаные линии и острые углы, агрессивные объемы, врезающиеся в привычный городской ландшафт и срастающиеся с историческими сооружениями. Так выглядит, например, пристройка Военно-историческому музею в Дрездене – метафора боли и разрушений, причиненных войной, звучащая особенно пронзительно в городе, пострадавшем от бомбардировок, но с другой стороны – символ возрождения, способности восстать из пепла. Вообще для Либескинда характерен глубокий символизм и форм самих построек, и того, как они взаимодействуют с окружающей средой.
Военно-исторический музей в Дрездене.
Интерьер музея в Дрездене, нарушающий логику привычной музейной экспозиции.
Внутренний «мир» этих зданий тоже будоражит – в нем нет попыток сделать пространство конвенционально, общепринято удобным. «Архитектура не должна утешать», - говорит он.
Важную роль в творчестве Либескинда играет музыка, поскольку он рассматривает архитектуру как некое материальное воплощение ораторий и сонат. Так же, как пятая симфония Бетховена, многие здания могут быть оценены и признаны шедеврами только спустя годы. Как и для музыки, для архитектуры критерий качества – время.
Даниэль Либескинд хорошо понимает русский язык, любит русскую литературу и живопись, у него есть полное собрание сочинений Пушкина. Неудивительно, что ему довелось работать в России, но с нетипичным проектом – он сотрудничал с Третьяковской галереей при подготовке выставки «Мечты о свободе. Романтизм в России и Германии» в 2021 году. И поскольку главной темой выставки стала свобода, ее пространство представляет собой лабиринт, где, впрочем, зритель имеет возможность пойти в любую сторону, исследовать работы художников в любом удобном порядке.
Философия
Музей современного искусства в Литве.
Интерьер музея.
Либескинд общался с философом Жаком Деррида, дружил с Захой Хадид – другой выдающейся представительницей современной архитектуры, однако термин «деконструктивизм» считает лишенным смысла. Стилевое направление не важно – важно мышление архитектора. Архитектура никогда не бывает завершенной – до тех пор, пока не обжита человеком. Несмотря на то, что Либескинда называют «архитектором трагедии» (при этом он создал четыре тысячи проектов по всему миру, проектировал мебель, работал как скульптор и художник – и мало что из этого посвящено памяти о тяжелых событиях), он говорит, что именно архитекторы должны быть особенно оптимистичны. Художник может писать мрачные картины, экономист – давать неутешительные прогнозы, но архитектор должен придумывать здания для лучшего будущего, дома, где точно будут жить.
Текст: Софья Егорова.
источник
Если вам понравился пост, пожалуйста, поделитесь им со своими друзьями:
Свежие комментарии