Несколько лет назад я переехала из Санкт-Петербурга в глухую деревню. И буквально за пару месяцев изменилась не только моя жизнь, но и я сама.

Надо сказать, что до 2014 года я не только никогда не жила на селе, но и не бывала там. Настоящий, что называется, крестьянский быт я видела только из окна машины и поезда. У меня и дачи-то не было! Я росла абсолютно городским человеком, который раз в несколько лет перебирался из мегаполиса в мегаполис: родилась в Тюмени, после учёбы уехала в Лондон, затем поселилась в центре Петербурга.

Подростком я часто приезжала в этот город и неизменно мечтала, что когда-нибудь стану в нём жить — и уж тогда-то буду каждый день ходить на Дворцовую площадь. В пятнадцать и даже в двадцать пять лет я не могла и подумать, что, обосновавшись в двухстах метрах от Эрмитажа, добровольно оттуда уеду. Да ещё и в деревню!

Сегодня, приезжая в город, я редко хожу на прогулки. И совсем не посещаю Эрмитаж. Я стараюсь побыстрее разобраться с делами и нырнуть в родную электричку.

В городе мне стало неприятно. Во-первых, угнетает теперь сам городской ландшафт. Я вдруг стала чётко ощущать, что многоэтажные кварталы и маленькие дворы — это крайне враждебное человеку пространство. Мы не должны так жить! Это преступление! Куда ни посмотришь, взгляд обязательно упирается в дома. В деревне не так — в деревне даже из окон открывается простор. И я поняла, что для моей свободы оказалось чертовски важным видеть горизонт. Почему люди всегда стремятся на море и любят долгие поездки на машине вдоль полей? Потому что они смотрят вдаль!

У нас принято высмеивать глухие заборы, которыми сегодня закрыта половина дач и огородов. Но недеревенские люди не знают, что сплошной стеной себя огораживают в основном коренные селяне — у них нет недостатка в пространстве. Горожане же, вырвавшись на природу, предпочитают просматриваемый забор. Потому что не хотят, чтобы каждое утро взгляд упирался в профлист.

Когда тошнит от соседа

Без горизонта и простора перед глазами жить тяжело. А ещё тяжелее находить себя в толпе. Скученность не лучшее следствие жизни в мегаполисе. Пока не знаешь альтернативы, это кажется нормой. Но проведи хотя бы полгода уединённо — и станешь чувствовать к людным улицам отвращение.

Всё дело в личном пространстве. У селян, особенно у тех, кто живёт в новых просторных домах, зона комфорта огромная. У меня она сегодня — почти 20 соток, причем соседи есть только с двух сторон участка, приезжают лишь на выходные, и то не каждую неделю. На нашей улице я могу не встречать людей по несколько дней. Их просто нет. Изредка играет вдалеке какое-нибудь радио или шумят шашлычники. Эти звуки я воспринимаю как вторжение в своё пространство. Первые холода я в деревне встречаю с удовольствием, потому что в этом время уезжают на зимовку в город дачники. И в деревне больше не будет грохотать музыка.

Дело не в том, что я на вольном житье стала дикой, замкнутой или раздражительной. Просто следы присутствия других людей вызывают теперь брезгливость. Именно так! Есть в этом некоторая экзистенциальная тошнота. Деревенскому человеку в городе нехорошо от проявлений этого существования. Вот в метро врывается толпа с кучей запахов — она пахнет духами, ланчем, бензином, перегаром… Тошно! На улице громко говорят по телефону — неприятно. В квартире кругом слышно соседей: сверху играют на гитаре, справа бабуля громко обсуждает с дедом сериал, слева кричат дети, снизу поют под караоке. От этих звуков мурашки идут по коже, потому что противно осознавать, насколько близко от тебя другие люди. Раньше они не мешали, а теперь противно.

Сами по себе они, конечно, не раздражают. И порой приятно посидеть в оживлённом кафе или прогуляться по Невскому проспекту в выходной. Люди хороши, пока ты сам выбираешь их компанию. Но если нельзя от них скрыться, они сразу становятся в тягость.

Кругом чужие

В деревне открываешь дверь и выходишь на веранду. С веранды — в сад. Из сада — на улицу. И вряд ли кого-нибудь встретишь. В городе ты толкаешь входную дверь и упираешься в соседа. Личное пространство ограничивается маленькой квартирой. Особенно тяжело, когда на две-три квартиры сделан один общий тамбур, где все хранят свои вещи. Каждый день, а то и не по разу, ты смотришь на чужой быт, чужую жизнь. И часто слышишь, как соседи копаются под твоей дверью. Причём, как правило, они тебе совершенно не знакомы.

Да, в деревне мы тоже далеко не всех знаем, потому что есть редко приезжающие дачники. Но вероятность встретиться с чужаком в деревне минимальна. Сейчас я даже не могу представить, каково это — открывать дверь квартиры и нос к носу сталкиваться с абсолютно неизвестным человеком.

Из-за гипернаселённости в городе тебя не покидает чувство опасности. Машины, мотоциклы, велосипедисты. В новостях пишут о маньяках и убитых в подъездах бабушках. Размерами квартиры ограничивается зона не только комфорта, но и безопасности. В деревне эта зона расширяется до участка, а у тех, кто держит сторожевых собак, ещё и охватывает прилегающую территорию. Собака молчит — всё спокойно.

Конечно, в деревнях тоже есть преступность. Но она в основном семейная: поколачивают друг друга. Воры имеются, но их мало. Число преступников в любой популяции более или менее одинаково. Но если у нас на квадратном километре зимой проживает пятнадцать человек, то в городе их больше десяти тысяч.

Можно стараться только для себя

В деревне человек отвыкает от необходимости всё время думать о внешнем виде. Городские жители после работы спешат домой, чтобы переодеться в уютный халат и мягкие тапочки. Утром они с неохотой снимают домашнюю одежду и меняют её на городскую. В моём обиходе одежда для Санкт-Петербурга стала своего рода униформой. Она красивая, не всегда удобная, легко мнётся и быстро пачкается. Несколько наборов этой униформы висят в шкафу. В ближайший посёлок я езжу несколько раз в месяц. Ещё один-два раза в месяц — в Петербург. И совсем редко бываю в райцентре. Всё остальное время я могу в прямом смысле не думать о том, что на мне надето. Меня никто не видит, кроме семьи. А если увидит, то за калоши и спортивные штаны не осудит.

Так же с макияжем и причёсками. Что бы ни говорили женщины, которые каждое утро делают укладку и мейкап, стараются они не для себя. Потому что для себя порой хочется выйти на улицу с мятыми волосами и заспанным лицом. И вместо помывки головы почитать. А потом надеть любимую старую футболку, взять большую кружку и выйти с утренним кофе в сад.

Я по-прежнему стригусь, крашу волосы, делаю маникюр и занимаюсь спортом. У меня есть велосипед, велотренажёр, доски для пресса и мышц спины, есть гантели и штанга. Могу точно сказать: в городе я ходила в тренажёрный зал, чтобы нравиться другим. А здесь — для себя.

Позволить себе не спешить

Жить в удобном тебе стиле и темпе — роскошь. В первое время меня раздражал муж, который всё делал очень медленно: медленно работал, медленно ел, даже медленно говорил. А я везде торопилась, крутилась, пыталась привязать наш обиход к графику. Даже за вечерним чаем в кругу семьи я разговаривала быстро, взахлёб. Муж часто поправлял: «Не торопись!» Просто он давно уехал за город и успел обрасти неспешностью. А у меня ещё по инерции сохранялся городской темп. Но спустя время и я перестала суетиться. Речь моя теперь размеренна, я медленно хожу. И никуда при этом, заметьте, не опаздываю. Удивительное дело: успеваю больше, а тороплюсь меньше. Встречаясь иногда со своими городскими знакомыми, я замечаю, что они раздражаются моему медленному шагу и спокойной речи. Я говорю как человек, у которого много свободного времени: длинно, красочно, с паузами. Горожане нервничают, они не могут вытерпеть ответа из нескольких абзацев и хотят изъясняться быстрее и короче.

Ещё я замечаю, что у меня на лице с годами появилось странное выражение. При разговоре я расслаблена, много улыбаюсь, не спешу. В условиях суровой жизни мегаполиса это равно идиотизму.

Разумеется, умиротворённая улыбка у меня не только от открытой линии горизонта. Я высыпаюсь, работаю мало, в своё удовольствие и в удобное для меня время. Я почти никогда не устаю: в огороде нет работ, которые не могут подождать несколько часов, а порой и несколько дней…

Пропали прыщи и целлюлит

И, наконец, город не радует экологией. Я стала чувствовать, насколько загрязнён в мегаполисах воздух. Раньше я могла днями ездить по центру Петербурга на велосипеде, а теперь мне тяжело дышать — кажется, будто в лёгкие насыпали золы.

Пока жила в городе, не замечала, что за день кожа становится грязной, а поры забиваются. Теперь я вижу эти следы загрязнений после каждой вылазки из деревни.

Очень мешает отсутствие в мегаполисе чистой воды. Мы живём очень далеко от городов и пьём воду из источника. Она чистая и приятная. В городе такой воды нет: либо бутилированная, либо из-под крана. Первая — безвкусная, вторая — невкусная, так как кипячёная. Если я провожу полный день в городе, то приезжаю обезвоженной — почти не пью, не нравится вода.

За несколько лет жизни в деревне у меня пропали высыпания на лице, цвет сам выровнялся, полностью исчезла сухость кожи (так, что кремы для рук и ног не нужны), волосы жирнятся медленнее. А главное — теперь нет целлюлита! Я стала гораздо полнее, но целлюлит исчез. Раньше я не верила утверждениям, будто к «апельсиновой корке» могут привести стресс, недосып и плохая экология. Теперь знаю, что это так.

Конечно, на внешний вид влияют ещё свои овощи, настоящая фермерская еда, которой в городе не найти. Но вода, сон, чистый воздух, отсутствие стрессов и тишина первостепенны.

Удивительно, но Петербург перестал быть для меня культурной столицей. Теперь я смотрю на него как на полное чужих людей и опасности, шумное, грязное место. Не могу сейчас представить возвращение к городской жизни. Это было бы огромной трагедией.